декабрь 2004 - май 2005
лучшее
(из опубликованного)
имени меняПрости меня, пожалуйста
Прости меня за то, что по городу я уже давно хожу опустив глаза. Я не думаю, что смогу увидеть что-то новое на старом асфальте, но иногда смотреть себе под ноги так занятно. Попробуй как-нибудь пройтись так по улицам, пробежать по ступенькам переходов. Земля под ногами летит назад, всё быстрее и быстрее. И вроде бы ты идёшь обычным шагом, но никто не может тебя догнать. Вперёд? Конечно, вперёд, только не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся. Я не запрещаю тебе оглядываться, но никогда не останавливайся! Иди вперёд, навстречу ветру, обходи этих медлительных, неповоротливых. Почему они думают, что уходящая из-под ног земля — это плохо? Помнишь звенящие под ногами ступеньки?.. прости меня за то, что я позволяю напоминать себе о том, что когда-то разучилась летать…
Знаешь… Попробуй пройти по проспекту, не наступая на стыки плит. Плитки очень маленькие, поэтому тебе придётся идти почти что на цыпочках. Но ты попробуй, обязательно, прямо сегодня попробуй, хорошо? Они так часто говорят: «смотри под ноги, не глазей по сторонам, иди куда положено». Я пыталась смотреть только вниз, но слишком часто сталкивалась с людьми; лучше бы они передвигались отдельно от своих ног. Смотреть на идущие куда-то ноги гораздо интереснее, чем любоваться на потрёпанное лицо их хозяина. Скоро мы найдём какой-нибудь подвальчик, откуда можно была бы видна улица; но не вся, только идущие куда-то по своим делам ноги. Прости меня за то, что до сих пор я не нашла такое местечко, где можно было бы сидеть и просто наблюдать, устроившись поудобнее на подоконнике.
Прости меня за то, что я уже давно не рассказывала сказок. Я ведь встречала их каждый день. Наверно, и сейчас встречаю. Только я разучилась их узнавать. Я стараюсь, я изо всех сил пытаюсь, я вспомню, честное слово! Просто… Один раз отыскав дорогу на Кладбище Сказок, очень трудно вернуться домой. Я бы хотела, но тогда я просто не могла оттуда уйти, понимаешь? Прости меня за то, что я заблудилась где-то на обратном пути. Я хочу выйти себе навстречу, может…
Прости меня за то, что сегодня я только замечаю чудеса. Я знаю, они часто не умеют даже этого, но ведь когда-то я умела их творить! Правда! Ну почему ты так улыбаешься? Не веришь? Не верь, но я помню, что когда-то могла вырастить цветы на холодных зимних камнях. Они даже пахли. Не камни, конечно, цветы.
Прости меня за то, что я редко говорю всё то, что должна была бы. Слишком много остаётся недосказанностей, висят облаком в воздухе. Красиво, конечно, но из-за них уже даже людей плохо видно. Давай когда-нибудь возьмём швабру и соберём их, как паутину из углов. А потом… Потом выткем платок, который будем накидывать на то, что хотели бы спрятать от посторонних глаз. Или сами будем под ним прятаться. Прости меня за то, что я сказать собиралась, но забыла. А может, что-то сбило меня с мысли. Но ты ведь всё равно поймёшь, что я имела в виду, правда?
Прости меня за то, что я иногда не замечаю тебя на улице. Ты же знаешь, если я не высматриваю специально кого-нибудь, то могу пройти совсем рядом и обратить внимания. Я даже могу не услышать приветствия. Ты не удивляйся, просто это значит, что я опять где-то там. В общем, не здесь. Прости меня за то, что иногда тебе приходится повторять простой вопрос несколько раз прежде чем я на это среагирую.
Прости меня за то, что я научилась виртуозно придумывать оправдания своему безделью вместо того, чтобы просто остановиться и поработать. Ты ведь знаешь, я не могу оставаться на одном месте надолго. Пытаюсь как-то разумно распорядиться своим фонтаном идей или хотя бы стараюсь направить так, чтобы брызгало в нужную сторону… у тебя уже есть сто причин, по которым этого сделать нельзя? Хочешь, я подарю тебе сто первую?
Прости меня за то, что я научилась договариваться со своей совестью. Прости меня за то, что я научилась обходиться без врождённых человеческих чувств и обязанностей. Прости меня за то, что я научилась врать людям. Прости меня за то, что при этом я смотрю на них светлыми ангельскими глазами. Прости меня за то, что могу оскорбить человека просто так, великолепно понимая, что говорю гадости, и мило при этом улыбаюсь. Прости меня за то, что иногда не могу обидеть человека, при этом вполне понимая, что хорошая ссора сейчас была бы гораздо лучше фальшивой улыбки. Прости меня за то, что я потеряла где-то свои чувство опасности и инстинкт самосохранения. Я не хотела, честное слово… Я пообещаю исправиться, и этот раз будет последним.
Столько вещей, за которые искренне хотелось бы попросить прощения…
Прости меня за то, что до сих пор так тебя и не встретила.
Знаешь, ведь где-то всё по-другому. Там никого не заставляют играть какую-то роль только из-за благородного происхождения. Там даже дождь поёт: каждая капелька звенит по-своему. А люди всё идут куда-то… А дождь обнимает их, целует глаза, руки, губы и поёт по-прежнему. А ветер там пахнет северным морем.
Там не холодно. По статистике там целых 30 солнечных дней в году. А остальные 330 люди сидят, пьют кофе и смотрят, как капли дождя бегут по окнам. Как в детстве, когда сидишь и смотришь, какая добежит быстрее.
Там правильно. Не хорошо, не плохо, просто правильно.
Там ещё можно бродить по улицам. Весь день. Город — он живой. Если научиться его слушать, он сам покажет все твои тайны. А ты себя чувствуешь Алисой в Стране Чудес, потому что всё время хочется сказать: «Ну и ну… Всё чудесатее и чудесатее!»
Там ведь можно согреться даже на холодном ветру. Там даже улицы какие-то тёплые. Лежит снег, холодно и скользко, но всё равно очень тепло. Понимаешь?
Попробуй представить: ты стоишь на улице, солнце уже село, и вдруг начинают зажигаться фонари и окна. А ты стоишь и на этот раз чувствуешь себя юнгой на палубе. И хочется смеяться. И даже немножко хочется плакать. Потому что так — правильно. И ветер в лицо, и снег с привкусом морской соли, такой холодный, что улыбка примерзает…
Эту новогоднюю ёлку ёжик наряжал один.
Из кухни он притащил стул и поставил его так, чтобы можно было достать до верхних полок, где лежали коробки с Дедом Морозом и Снегурочкой. Чтобы до них добраться, пришлось достать соковыжималку и какие-то старые ящики. Кто их сюда положил?
А потом ёжик достал самую большую и самую тяжёлую коробку. С ёлкой. Обняв её обеими лапками, он, пыхтя и посапывая, потащил коробку в комнату…
Через некоторое время все лапки, аккуратно рассортированные по размеру, лежали на полу. А ёжик сидел посередине и пытался вспомнить, куда же они в последний раз положили инструкцию по сборке. Вроде бы как обычно – на самое видное место, где её сразу можно было бы найти. Осталось только найти это самое видное место.
Ёжик посмотрел на все эти лапки. Может попробовать собрать ёлку самому? Это ведь не может быть очень сложно. Сначала установим крестовину…
Надев и распрямив последние веточки, он отошёл в сторону. Неплохо получилось. Теперь ёлочку нужно украсить. Ёжик достал из пакета гирлянды и возмущённо фыркнул: конечно, за целый год они совсем слежались и теперь были совсем непушистые! Ни в коем случае их нельзя было сюда засовывать! Он взял расчёску и, устроившись поудобнее в кресле, стал «пушить» гирлянды, что-то ворча себе под нос. Потом развешивал их по всей комнате. А когда цеплял последнюю, стул вдруг повернулся, и ёжик, отчаянно махая лапками в попытке за что-нибудь уцепиться, упал на пол. А сверху упала гирлянда. Та, которая с лампочками.
Ёжик подумал, что сейчас он сам похож на ёлочку – он тоже колючий и украшенный гирляндой. Только теперь всё придётся вешать заново. Да, трудно украшать ёлку одному.
Для каждого шарика он подбирал своё место, потом отходил и смотрел, что получается. Ведь неправильно украшать ёлку нельзя. Новый Год – это такое дело, на которое нельзя просто махнуть лапкой. Пусть даже еловой.
Закончив развешивать шарики, ёжик зажёг свечку и поставил её в «колокольчик», на котором были нарисованы снег, звёзды и маленькие дома. Если выключить свет и посмотреть на подсвечник, кажется, что в домиках горят окна. Красиво, когда в окнах горит свет.
А ещё ёжик поджёг бенгальский огонёк. Он всегда его поджигал, когда заканчивал наряжать ёлку, и ходил с ним по всему дому, освещая все тёмные уголки. А на стенах плясали новогодние тени.
Большую ёлку ёжик всегда наряжал для всех. И всегда вместе со всеми. А свою, маленькую, ёжик всегда украшал сам. Только сегодня почему-то уже не хотелось. Значит, завтра. Или послезавтра. Он смотрел на звёзды и думал, кто же это повесил на небо так много лампочек? И где этот кто-то достал такую длинную лестницу? А ведь эту лестницу кто-то обязательно должен был поддерживать.
Бенгальский огонёк потух. Ёжик сидел на крыльце и смотрел на звезды. Грустный получался праздник.
А инструкцию они положили на нижнюю полку шкафа. Чтобы в следующий раз быстро её найти.
Эту новогоднюю ёлку ёжик наряжал один.
Всё, что есть хорошего в жизни, либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению. Кто умный сказал. Или просто очень наблюдательный.
А этой ночью, когда ты будешь смотреть на звёзды, я подкрадусь сзади и в шутку закрою тебе глаза. Только меня опять выдаст запах: ну у кого ещё руки пахнут шоколадом, мандаринами и вишнёвым табаком?
Я знаю, я хулиганка. Я нарушаю общественный порядок. Можешь даже меня арестовать. Слабо? И не смотри на меня так укоризненно: я всё равно не смогу ничего поделать со своими криминальными наклонностями.
И вообще, нужно уважительно относится к богопроизведённым существам. Не веришь? Да, я открою тебе страшную-страшную тайну: где-то в генеалогическом древе у меня был бог. Скорее всего, это был Гермес. Что значит «несолидно»? Да ты на меня посмотри! Я и солидность — понятия, друг в друге не ночевавшие!
Прекрати меня смешить! Я ведь к тебе по делу. И, между прочим, с подарком. Да. Сегодня я буду Снегуркой. Потому что Дед Мороз должен быть солидным. А я и солидность… Дальше ты знаешь.
Глаза закрой. И не подсматривать! Держи.
Не узнаёшь? А ведь это Мечта. Да, вот эта маленькая звёздочка в твоих ладонях — это Мечта. Её нужно беречь. Чтобы не затоптали. Когда-нибудь она научится летать и её можно будет выпустить на волю, чтобы крылышки не атрофировались. Кому она будет тогда нужна? Разве что мне. Я ведь ещё умею оживлять увядшие мечты.
Ты помнишь, что сегодня праздник? Давай обойдёмся без всех этих «поздравляю, желаю счастья, благополучия, всего, что само пожелаешь». Слишком сухо, возникнет желание промочить горло. Зачем это нам? Если тебе вдруг не хватит острых ощущений, то я всегда смогу тебе их добавить. Не веришь? Тогда посмотри на меня. Что значит «Гаврош»? Я Гаврош? Ладно, я не против. Тем более что это — правда. Жизненная такая правда.
Ты уже знаешь, что Жизнь отказалась от розовых кружев — слишком непрактично (да и цвет, честно говоря, идиотский). Ты уже знаешь, что у выросшей Мечты зачастую прокуренный голос и дурные манеры. Чем-то мы с ней похожи…
Наверно тем, что с удовольствием плюём на общественное мнение. Я ведь всегда с удовольствием ударюсь в интеллектуальное блядство и уйду в творческий запой. Я выскажу всё и в тех словах, которые будут подходить к данной ситуации. Только потом в моей жизни появится аккуратная дырочка с подписью «Вырезано цензурой».
А всё-таки, самая моя хулиганская выходка ещё впереди. Ведь когда-нибудь я подарю тебя ещё одну Мечту.
С Новым Годом тебя, солнце моё!
Обовьём лапки хвостиком, присядем, прижмуримся, облизнём усы и посмотрим в наше светлое будущее. Где мой самый большой прожектор? Вот, теперь оно действительно светлое. Просвещённое, я бы сказала.
Ну, и что ты мне скажешь? Не надо закрываться всеми клешнями от света истины. Я здесь истина! С прожектором, правда. А иначе меня не найдут! Кстати, откуда у тебя взялись клешни?
Жалкое у меня будущее… Берём в лапки скальпель, надеваем на мордочку маску. Сейчас я тебя без наркоза… Не хочешь? А кто хочет? Сейчас ты у меня станешь большим и светлым.
Стой, сволочь! Не уйдёшь! Моё будущее — в моих лапках. А ты не знало? Сюрприз, дорогуша! Тебя тоже с Новым Годом и с новым счастьем!
А потом облизнём кровь с усов. И будем дальше смотреть в наше большое и светлое. Надо же, ещё трепыхается.
Как жалко, что публичные казни уже не так популярны.
Позволю себе немножко помечтать…
Вот ведут меня на эшафот. Вокруг ревёт толпа, люди волнуются, шумят. Хорошо!
Лица палача не видно под маской. Но, по-моему, этот добрейший человек тихонько ухмыляется. И думает, что я не замечу. Дурак. Ну ладно уж, работа у него такая — головы сносить всяким там… нарушительницам общественного спокойствия.
А какой-нибудь хмурый судия сказал бы: «Ваше последнее слово!»
А я… А я бы скорчила мордашку посерьёзнее и провозгласила (не крикнула, а именно провозгласила!): «Люди! Человеки! Товарищи, если уж так неймётся! Послушайте! Слушайте! Слушайте все те, кто пришёл сегодня сюда! Сегодня я умру! Но дело моё будет жить! И память обо мне будет вечной! Сейчас отрубят мою светлую голову. Но ровно через 100 лет глаза мои вновь откроются, и я провозглашу Великое Пророчество! Через 100 лет моя голова откроет всем Великую Истину!»
А потом меня, естественно, казнят. Ну кто будет терпеть такие издевательства: мало того, что вину свою не признаёт и каяться не желает, так ещё и предсказывает второе пришествие себя любимой. Под топор её, неверную, под топор.
(сам момент отрубания светлой головушки пропущен, дабы не травмировать хрупкую психику читателя)
А вот через 100 лет… Через 100 лет люди всё ещё будут помнить это пророчество, изо всех сил делая вид, что не верят в старые сказки. Но почему-то на главной площади в заветный час соберётся целая толпа. Они будут ждать и волноваться. Кого-то даже задавят. Ненароком, ведь на пути к Истине обязательно приходится приносить кого-то в жертву.
А голова моя будет стоять с закрытыми глазами на столе очередного хмурого судии (и непременно на блюдечке с голубой каёмочкой). А потом…
А потом я открою глаза, жутко ухмыльнусь (а чего вы хотели от столетнего трупа?) и, изо всех сил пытаясь не захихикать, опять же провозглашу: «…а всё-таки я себе с головой как-то больше нравлюсь».
И благополучно заткнусь ещё на сотню лет.
А потом всем нам скажут, что чужие дневники читать нельзя.
Что это некрасиво.
Неэтично.
И невежливо.
Что дневники — это личное пространство, уголок Свободы, где всякий волен говорить то, что хочет.
Или что думает.
Или что хочет думать.
А потом дневники найдут, выпотрошат, выпьют и кинут остатки в лица людям. Друзьям.
Чужим читать можно. Чужие видят только размышления, истории.
Свои видят себя. Глазами людей. Как нам интересно! Продолжайте, пожалуйста! Ой…
Чужие дают советы.
Свои читают, обдумывают и обсуждают. А ты знаешь, что он на самом деле про тебя думает… А ты знаешь, что она про тебя написала…
Чужим дневники читать можно. Своим… Свои поймут… Или не поймут.
Ты знаешь, кто ещё из наших зарегистрировался: …, …, …, …, …
Мать вашу. И праматерь.
Теперь они думают перед тем как что-то сказать. Или закрываются. Или уходят. На ЖЖ.
Мелким почерком в каждую клеточку. Набор глупостей, сказок, советов, преданий. Любовная драма. И несколько лживых историй.
И всё включено.
Держите вашу правду! Она уже никуда не улетит, у неё крылышки в информационных сетях запутались.
Кстати, можно даже чуть-чуть обрадоваться.
Наши в городе!
Простите, а что значит «наши»?..
Ночь улица фонарь аптеки нет ничего нет и фонарь мигает плохо работает а на улице никого нет вообще никого ни души ни туловища только снег снег снег и ветер снег и холодно сыро ветер холодно а аптеки нет фонарь мигает плохо работает нехорошо а вокруг снег и ни души только шаги за спиной если остановишься затихнут и никого нет только глаза чьи-то из-за куста сверкают и никого нет пойдёшь дальше и опять шаги даже не свои даже не эхо потому что неоткуда потому что стены вокруг всего лишь тени а если посмотреть вглубь туда куда никто не заглядывает потому что не верит что может увидеть что-то если заглянуть в эту тень увидишь человека или двух или трёх или семью и кошку и птичку а шаги за спиной обернись всё ближе и чьё-то дыхание и всё равно никого нет и только снег а птичка тупая так думает кошка и завтра она птичку съест кто-то не закроет клетку ведь птичка тупая она всё время чирикает всё время чирикает всё время чирикает и птичка тупая а кто-то не закроет клетку киса ты гадость ты гадость киса ты съела птичку девочка плачет она любила птичку очень любила птичку учила её петь и мозгов у них было поровну хоть бы кошка съела девочку жалко кошку умрёт от обжорства киса ты умница она всё время чирикала а за спиной кто-то дышит тяжело дышит долго бежал не мог догнать кто дышит никого нет пустая улица только снег и фонарь потух нехорошо глаза глаза за кустом глаза смотрят смотрят жадно он облизывается ведь фонарь потух и ничего не видно темно холодно сыро снег мокрый сыро холодно а глаза смотрят не мигают смотрят жадно киса ты умница и мозгов у них было поровну и перья полетели всё время чирикала опять шаги за спиной всё ближе зарыться в снег не видно в снегу страна партизан в снегу не видно холодно ура бей гадов и люди люди люди из сугробов и опять никого нет пусто холодно страшно очень страшно а в тени всё продолжается жизнь продолжается дорогой купи хлеба нет денег не ври дорогой купи хлеба конечно милая ты корова старая корова я тебя люблю дежурная фраза конечно любимый зайди за хлебом лысый козёл толстый лысый козёл я тебя люблю дежурная фраза какая ты красивая сегодня если корова привяжет на хвост бант и выкрасит рога она тоже будет красивая как ты красивая намазала рожу и ты красивая очень красивая дежурная фраза очень красива я тебя люблю шаги шаги шаги снег скрипит опять никого глаза он видит я нет он видит темно он видит дежурная фраза я тебя люблю спортсмен зад оторви от кресла спортсмен пиво картошка старая майка старые шорты драные тапки пиво драные тапки футбол наши выиграют провались провались вместе с креслом провались вместе с пивом старый козёл толстый старый козёл ленивый боров дежурная фраза я тебя люблю ты мне всю жизнь испортил придурок мама говорила мама говорила твоя мать дура не смей дежурная фраза спортсмен встань на лыжи иди по снегу снег вокруг а он уже совсем близко за спиной обернись за спиной обернись где за спиной никого нет опять никого вставай на лыжи беги по снегу снег вокруг не видно холодно ура бей гадов и люди люди люди из сугробов ура опять никого а он за спиной дежурная фраза твоя мать дура не смей я тебя люблю и мозгов у вас поровну киса ты гадость ты умница киса и мозгов у вас поровну всё время чирикаешь всё время чирикаешь завтра открою клетку ты умница киса шаги за спиной беги фонарь опять горит беги горит фонарь беги страшно холодно сыро снег беги тяжело снег мокро тень живёт тень говорит я гений ты урод я гений ты урод я гений и мозгов у вас поровну не смей птичка хорошая птичка была хорошая и мозгов у вас было поровну не смей я позвоню куда позвоню ему скажу и что он тебя успокоит он борец он тебя успокоит ты дура я гений ты урод он борец он тебя успокоит я гений ты урод киса ты умница всё время чирикала ты мне всю жизнь испортил придурок я гений не смей снег скрипит снег не видно холодно ура бей гадов и люди люди люди из сугробов дежурная фраза киса ты лопнешь а ты открой и отойди чтоб ты подавилась а ты открой и отойди дежурная фраза киса ты гадость ты умница киса а ты открой и отойди не смей беги скорее беги снег фонарь потух топот топот за спиной беги снег сыро плохо фонарь потух прыжок беги прыжок удар снег холодно удар хрип снег удар фонарь горит удар снег удар кровь на снегу удар падай кровь капает капает на снег падай удар падай глаза страх глаза удар страх снег боль снег ура бей гадов и нет никого в сугробах один один человек в снегу кровь на снегу один на один человек в снегу снег усталость боль холодно сыро плохо фонарь потух карусель дежурная фраза ты умница киса всё время чирикала твоя мать дура не смей и мозгов у вас поровну карусель он тебя успокоит а ты открой и отойди снег карусель ты мне всю жизнь испортил придурок снег холодно плохо усталость боль карусель дежурная фраза я тебя люблю медленнее медленне тихо тихо снег тишина тишина тишина всё…
Какой-то странный маньяк попался…
Дохленький…
Даже не смешно…
И тебе того же…
Тишина…
Хорошо…
Буду лежать, смотря в пёстрый потолок и наигрывая нечто на гитаре. Нечто будет проситься на волю, рваться наружу, на улицу, грозясь распахнуть окна и улететь. Нечто окажется старой, полузабытой песней, в которой и раньше не было никакого смысла, а теперь она кажется совсем простенькой. Правда, в ближайших окрестностях смысла тоже очень давно не наблюдалось, так что на дерьмовом фоне дерьмовая песенка выглядела не такой уж и дурацкой.
Моя любимая педаль — тормоз.
Мои любимые цветы — деньги.
Мои любимые стихи — проза.
Мои любимые звуки…
Тишина.
Людей нужно любить, людей нужно уважать, к людям надо хорошо относиться, и тогда они к тебе потянутся. Потянутся, хватая за одежду, затаскивая в какие-то тёмные углы, чтобы там, захлёбываясь слезами, вывалить перед тобой все свои маленькие, липкие тайны. А ты будешь стоять, и будешь слушать, и будешь сочувствовать, и будешь кивать в нужных местах, и будешь пытаться изобразить на своём лице что-то, что не звучало бы слишком грубо. Зачем тебе это? Ты ведь любишь человечество, любишь всех! Люби, никто тебе помешать не сможет! И не будет тебе никто мешать. Вот когда любовь твоя будет тебя рвать на части, на мелкие кусочки, тогда ты может быть и подумаешь, что что-то надо было оставить и для себя. Например, жизнь свою. Себе жизнь оставить.
Моя любимая педаль…
Тормоз тебе не нужен. Беги вперёд, не останавливаясь. Беги вперёд. Там тебя ждут. Не опоздай, у тебя осталось не так много времени! Время — величайшая драгоценность. По каплям убегает, утекает, пропадает куда-то, вернуть его уже нельзя. Каждая секунда — счастье, каждое мгновение может быть бесконечным. Если захочешь. Если сможешь. Если посмеешь. Если не попадёшь под власть дней, недель и точек отсчёта. «Завтра» не существует. Есть только «сейчас». Не подчиняйся секундным стрелкам. Всё произойдёт тогда, когда ты этого захочешь. Если захочешь. Ты бы мог быть всемогущим, назначая то время, которое утраивает только тебя, не обращая внимания на день, ночь, свет или темноту. Тогда всё для тебя будет вовремя.
Мои любимые цветы…
Деньги шевелятся в кошельке, стремятся прочь, на свободу. Они не могут лежать. Они — живые, они должны быть в обороте. Их нельзя копить. Они уйдут. Все вместе, одним большим табуном. Табуном уйдут, табуном вернутся. Они всегда возвращаются к тем, кто их любит. Приманивай их, пытайся заинтересовать, удивляй. Если найдёшь у денег уши, может и лапши им на уши навешать. Деньги — они как женщины. Они любят, когда весь мир крутится вокруг них.
Мои любимые стихи…
Проза простыми плоскими строчками лежит на столе. А ты? Ты мечешься по комнате, пытаясь придумать что-нибудь ещё, пытаясь отделаться от ощущения, что всё это уже когда-то было — может, не написано, не спето, не рассказано, просто уже когда-то кому-то приснилось. Но было! Было! Ты задыхаясь, меряешь шагами те несчастные метры, в которых запер сам себя. Интересно, ты спасался от мира или спасал мир от себя? На волю? Зачем тебе туда? Ты что-то забыл? Ты что-то ещё не сделал? Ах, вот оно что… Ты ещё не сказал кому-то что-то важное. Очень важное? Серьёзно? Ты ещё помнишь про маленькие, липкие тайны? И как? Всё равно? Ты по-прежнему хочешь утонуть в чужих слезах? Ты не можешь иначе? Ну и лети отсюда вместе со всей своей любовью ко всему человечеству! Ты ему не нужен! Ни ты, ни любовь твоя. Лети, если хочешь. Смотри, вот окно. Раскрой, стань на подоконник и вперёд! Тебя ждут! Очень ждут!
Сижу на окне, болтая ногами. Сейчас я допью чай и улечу. Пора уже. Надо когда-нибудь пробовать. Главное — не забыть дорогу домой. Я…
Вниз, вместо мечты — вниз, вместо — счастья — вниз, вместо полёта — вниз, отсчитывая этажами последние секунды жизни. Они станут бесконечными. Не существует «завтра». Есть только «сейчас». И всё для тебя будет вовремя.
Мои любимые звуки…
— Девушка, а давайте сходим с вами на край света?
Она словно очнулась от своих мыслей, ей потребовалось несколько секунд на то, чтобы понять, что происходит. К ней обращался парень, стоявший с гитарой у стены подземного перехода.
— Девушка, вы не бойтесь, это же совсем близко, в двух шагах отсюда, мы успеем быстро сбегать туда и обратно. Девушка… Давайте сходим с вами на край света?
Парень говорил абсолютно серьёзно. Хотя всё-таки казалось, что он улыбается. Он прятал улыбку где-то внутри, где её никто не увидит. Только в глазах его всё время появлялось что-то похожее на отблески смеха.
Она попыталась как-то неуклюже отшутиться, сказать, что она страшно опаздывает, что она не разговаривает на улице с незнакомцами, что у неё ревнивый муж-волшебник, который всех нахалов, осмелившихся с ней заговорить, превращает в лягушек.
Она привычно повторяла всё то, что раньше помогало ей отделаться от уличных ухажёров.
— Ну и что? Я стану царевном-лягушком, буду сидеть и квакать что-то жизнерадостное, вы меня поцелуете и я превращусь в человека. А если честно: нет ведь у вас никакого мужа, правда? Вот только не надо сейчас хлопать глазами и возмущённо шептать «Да как вы смеете?!» Смею. Потому что вижу, что глаза у вас серые и грустные. Значит, что-то не в порядке, а мне кажется, что я смогу помочь. Расскажите, что случилось.
Он не понимал тонких намёков. И следовало бы сейчас изобразить гордую и неприступную, быстро отвернуться и, громко стуча каблуками, уйти, делая вид, что ничего не произошло. Так обычно и поступают девушки на улицах.
А она рассказала. Говорила долго, выплёскивая всё, что скопилось в душе, пытаясь высказать свои обиды, свои желания, открыла даже парочку сокровенных тайн. Она говорила, удивляясь про себя: почему она выкладывает это совершенно незнакомому человеку, которого видит первый раз в жизни.
А он слушал, кивал, иногда поддакивал, сочувственно качал головой, осуждающе морщился. Она рассказала даже то, о чём её лучшие подруги могли только догадываться. Наконец, она смолкла, испуганно смотря на человека, который теперь знал о ней всё. Или почти всё. В очередной раз спросила себя: «Зачем?»
— Ну что, выговорилась?
Она быстро кивнула, поправила выбившуюся из-за уха прядь и опять посмотрела на него, мучительно пытаясь сообразить, что же заставило её сейчас быть такой откровенной. Фокусник он, что ли? Ведь она никогда не говорит с незнакомыми людьми на улице — нет у неё такой привычки. Тем более, нет у неё привычки выкладывать о себе всю подноготную первому встречному.
— Точно выговорилась? Тебе легче стало?
Она прислушалась к своим ощущениям. Ничего особенно не изменилось, но куда-то исчезли тяжесть и тоска, к которым она так привыкла в последние месяцы. Действительно стало как-то легче. Она вдохнула полной грудью, расправила плечи, закрыла глаза и улыбнулась.
— Хорошо. Как ты это сделал?
— Сейчас моя очередь раскрывать свои маленькие тайны? Договорились, но такие истории я предпочитаю рассказывать на ходу. Давай всё-таки сходим на край света. Это совсем недалеко. Тебе понравится.
Они шли, и он говорил. Он рассказывал о тех, кто идёт по городу, опустив глаза и стараясь не встречаться взглядом с другими прохожими. Он рассказывал о серой, усталой толпе. Он рассказывал о весне, которая каждый раз появляется без предупреждения. Он рассказывал о девушках, которые бегут куда-то, на ходу утирая слёзы и сталкиваясь с прохожими. Он рассказывал о простых дворнягах, которые тоже хотят быть королями. Он рассказывал о городских деревьях, которые разучились говорить.
— Хотя, может быть, они просто уснули. Но раньше они отвечали на все мои вопросы, а теперь просто шелестят листьями и молчат. Я надеюсь, что они всё-таки всего лишь уснули. Если деревья разучатся говорить, жизнь станет совсем грустной.
— Ты с деревьями тоже разговариваешь?
— Разговаривал. Иногда. Готов спорить на свою гитару, что сейчас решила, что связалась с обычным городским сумасшедшим, и теперь думаешь, как бы от меня побыстрее отделаться.
Она и правда сейчас подумала что-то подобное, признаваться было стыдно, поэтому она просто попросила его рассказать ещё что-нибудь интересное.
— Кстати, зря ты боишься городских сумасшедших. Среди них много очень интересных людей. И, в отличие от деревьев, они не молчат. Напротив!
Она смотрела на него, пытаясь понять, шутит он или говорит серьёзно. Наконец выдавила:
— Я тебе верю.
— Я так и знал. Согласись, гораздо проще иметь дело с людьми, которые тебе доверяют. Знаешь, как я их вычисляю? Это те люди, которые терпят мою болтовню больше 15 минут. Ты продержалась целых 40. Молодец! Мне продолжать?
Она кивнула, хотя уже не знала, хочет ли продолжения. Вероятно, боялась, что если она сейчас откажется, то странный парень исчезнет, растворится в воздухе. А она никогда не сможет себе этого простить.
Он смеялся. Она пыталась оставаться серьёзной, прятала улыбку в шарф, потом не выдержала и расхохоталась. Она уже забыла, что можно смеяться просто так, никого не стесняясь, забывая про то, что в общественных местах надо вести себя прилично.
— Прилично? Ты что? Кто тебе сказал такую глупость? Если кто-то запрещает другим смеяться на улице, значит, он старый, скучный брюзга! Ты согласна?
— Конечно!
— Наверное, он сам не умеет ни смеяться, ни улыбаться и поэтому пытается запретить другим чувствовать себя счастливее чем он! Ты согласна?
— Конечно!
— Поверь, когда ты улыбаешься, ты выглядишь гораздо лучше.
— Неужели?
— Честное слово! Я галантен, я непредсказуем, но дамам я никогда не вру!
— Никогда?
— Никогда! Я могу лишь чуть-чуть приукрасить действительность.
— А где же твой край света?
— Ты туда хочешь?
— А зачем я тогда за тобой пошла?
— Я не знаю! Но если хочешь на край света — побежали! Туда иначе не попадёшь!
Они бежали по улице, обгоняли людей, перепрыгивали через собак, смеялись и махали пассажирам автобусов.
— Давай отдохнём!
— Что, устала?
— Мы можем поменяться обувью. Побегай на шпильках! Хочешь?
— Зачем они тебе?
— Дань моде. И они так красиво стучат по плиткам.
— Смешно!
— Я знаю. Расскажи пока что-нибудь.
Он присел на бордюр, подперев ладонью подбородок, и задумался. Он сейчас был очень похож на любимого плюшевого медвежонка, который решил, что ему надо взрослеть вместе с хозяйкой. Решить-то медвежонок решил, но всё равно остался таким же милым, добрым и по-детски любимым. Ведь плюшевые медвежата никогда не взрослеют, как бы им не хотелось. Зато они — одни из немногих, кто помнит своих хозяек детьми.
— Да, а хозяйки часто мечтают опять стать маленькими, наивными девочками. Медвежата, кстати, тоже могут рассказать много интересного. Их просто не все слышат. Или слышат, но не слушают.
— Ты что, и мысли читать умеешь?
— Нет. Я просто умею угадывать то, о чём думают другие. Это совсем несложно. Когда придёшь домой, поговори со своим медвежонком.
— Он сохнет на батарее.
— Правильно, ведь за последний месяц он основательно просолился.
Она опустила глаза.
— Расскажи что-нибудь доброе.
— Доброе? Хорошо, будет доброе. Тебе нравится янтарь?
— Ну… У моей мамы есть ожерелье из янтаря. Я когда-то думала, что это такие интересные конфеты, и не понимала, как мама может носить на шее такую вкуснятину вместо того, чтобы её съесть. Потом как-то взяла его и попробовала пососать самый крупный камушек.
— Ну и как?
— Невкусно.
— Когда-то жил на земле Добрый Человек. Он шёл по морскому берегу от одного Края Света к другому. Иногда останавливался, чтобы поговорить с людьми, которых встречал по дороге. Слушая его, люди становились чуть-чуть лучше, чуть-чуть добрее, чуть-чуть умнее, чуть-чуть счастливее. Они удивлялись тому, что он говорил, они наслаждались тем, как он говорил. Его слова летели над побережьем, звенели над волнами, кружились над деревьями. Деревья радостно перешёптывались и запоминали всё, что говорил Добрый Человек. Они запоминали и хотели, чтобы эти слова услышали и другие люди, которые появились на побережье гораздо позже и ничего не знали о Добром Человеке. Но и в те времена мало кто умел разговаривать с деревьями. Вот тогда люди и начали находить на берегу странные камни. Никто не знал, что это такое: кто-то говорил, что это — капли пота уставшего солнца, кто-то называл это душой дюн. Один Мудрец догадался, что камни эти — слёзы деревьев, которые упали на землю так давно, что загустели и стали твёрдыми. А высокие деревья шептали: «Правильно! Правильно! Слушай их! Слушай камни! Слушай слёзы, которые деревья проливали давным-давно, когда ещё не было на земле Доброго Человека. Слушай! Они слышали все Его слова, они передадут их тебе! Слушай!» Конечно, Мудрец ничего не понял. Он ведь тоже не умел разговаривать с деревьями. Но он показал эти камни своим друзьям, и они решили, что необычные слёзы можно очень выгодно продать. Вот так они и разошлись по всему миру. Но только те, кто умеет разговаривать с деревьями, могут услышать слова Доброго Человека. Если ты встретишь этих людей, ты обязательно их узнаешь: у них в глазах отражаются капли янтаря. Всегда внимательно смотри в глаза людям.
Она молчала. Она думала про слёзы деревьев и про слова Доброго Человека. Ещё она вспоминала, когда же в последний раз смотрела кому-то в глаза.
— Отдохнула? Побежали! Ты ведь хотела попасть на Край Света!
Она оглядывалась на бегу и понимала, что они уже там, где она никогда не бывала, хотя считала, что эту часть города знает идеально.
На Краю Света они были на закате. Они смотрели на заходящее солнце, а позади город прятался в ночь, как под одеяло.
— Ты же говорил, что Край Света совсем недалеко.
— Мы просто шли к нему самой короткой дорогой. Если бы мы пошли самой длинной, то оказались бы здесь задолго до нашей встречи в переходе.
— Разве так бывает?
— Не знаю. Сегодня было именно так.
— Надо же. А я тебе по-прежнему верю.
— До сих пор?
— Конечно. Потому что я до сих пор не знаю, кто ты такой. Я даже не знаю, как тебя зовут. Я ведь не умею читать мысли.
— Можно по-другому. Можно просто догадываться, о чём думают другие.
— Кажется, мы уже где-то встречались.
— Неужели ты до сих пор не поняла?
— Что?
— Я — тот Город, который постоянно тебе снится по ночам.
— А кто же тогда я?
— А ты — Весна, которая постоянно снится мне. Которая каждый раз появляется без предупреждения.
В лучах заходящего солнца всё казалось таким тёплым. Даже подкрадывающаяся ночь казалась прозрачной. Она смотрела на человека, который, казалось знал о ней всё. Или почти всё. В его глазах отражались капли янтаря.
Совсем как маленькая принцесса.
Их разделяли сто восемьдесят километров расстояния, граница и таможня, семьдесят сантиметров роста и тридцать два года разницы в возрасте.
Ей вообще-то было всё равно. А Его она не спрашивала.
Он обязательно приезжал в гости.
Её родители усаживали Его в кресло, рассказывали последние новости и передавали приветы от родственников. Она не понимала, почему нужно так много говорить про людей, которым вообще-то не было да Него никакого дела. Они даже не приехали Его встретить.
А сейчас Он был рядом: в её доме, сидел в кресле.
Она подбегала к нему, забиралась на колени, сворачивалась калачиком, замолкала и слушала, как бьётся Его сердце.
Он шептал ей, что когда она вырастет, он обязательно на ней женится. И про свадьбу ещё много лет будет вспоминать весь этот маленький городок. Засыпая, она сонно бормотала: — Мы поедем по городу на карете, запряжённой восьмёркой белых лошадей. Я вплету им в гривы разноцветные ленты. Сама карета тоже будет белой. С золотыми вензелями на дверцах…
— Обязательно, — шептал Он в ответ, — а ещё нас будут сопровождать всадники в красных мундирах.
— Лучше в голубых, — шептала она.
— Хорошо, пусть в голубых. Ты будешь белом платье, отделанном золотом. На тебе будут золотые украшения.
— И маленькая золотая корона…
— И маленькая золотая корона. А я…
— А ты наденешь белый мундир с золотыми… этими… бантами.
— Какими бантами?
— Такими, которые на грудь с плеча свешиваются.
— Аксельбантами?
— Да, с ними. Но они обязательно должны быть золотыми.
— Конечно.
— А где будет ехать Вилли?
— Кто?
— Вилли. Я же вас знакомила.
— Твой медвежонок?
— Можно, он тоже поедет с нами в карете?
— Разумеется. И он тоже будет в белом мундире.
— С этими… бантами… золотыми.
— Да. И кошку твою мы тоже возьмём.
— Лизу? Она совершенно не умеет себя вести в приличном обществе.
— Но ведь у неё будет такой пример для подражания! Ведь ты её научишь?
— Научу. Она будет самой воспитанной кошкой в городе.
— Правильно. И Лизу мы тоже потом выдадим замуж.
— Может, за Вилли? Она его иногда кусает и таскает по полу, но ведь бабушка говорит: «Бьёт — значит, любит». А ты меня бить не будешь?
— Не буду.
— Значит, любить тоже не будешь?
— А вот любить буду. Я подарю тебе лошадку.
— А когда?
— Когда ты выйдешь за меня замуж.
— А когда я выйду я тебя замуж?
— Когда вырастешь.
— А сейчас можно?
— Нет, сейчас ещё рано.
— Почему? Я ведь уже почти взрослая: мне уже целых пять лет и восемь месяцев.
— Вот когда будешь не «почти», тогда и поговорим. А сейчас спи…
Она сидела у Него на коленях, слушая, как бьётся Его сердце. Засыпая, она бормотала: «Мой мужчина…»
Честное слово, я могу рассказывать добрые сказки со счастливым концом. Правда. Я умею. Я даже не буду обиженно дуться, когда мне скажут, что очередная сказка опять получилась грустной. Я просто не могу украшать их розовыми бантами. Я рассказываю их такими, какие они есть.
Я могу рассказать добрую сказку. Просто я не буду рассказывать её полностью. Я разрешу тебе додумать хэппи энд. Пусть будет так.
Я остановлю нож гильотины в пяти сантиметрах от шеи осуждённого.
Стоп-кадр.
часть первая
лучшее
(из опубликованного)
имени меняПрости меня, пожалуйста
Прости меня за то, что по городу я уже давно хожу опустив глаза. Я не думаю, что смогу увидеть что-то новое на старом асфальте, но иногда смотреть себе под ноги так занятно. Попробуй как-нибудь пройтись так по улицам, пробежать по ступенькам переходов. Земля под ногами летит назад, всё быстрее и быстрее. И вроде бы ты идёшь обычным шагом, но никто не может тебя догнать. Вперёд? Конечно, вперёд, только не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся. Я не запрещаю тебе оглядываться, но никогда не останавливайся! Иди вперёд, навстречу ветру, обходи этих медлительных, неповоротливых. Почему они думают, что уходящая из-под ног земля — это плохо? Помнишь звенящие под ногами ступеньки?.. прости меня за то, что я позволяю напоминать себе о том, что когда-то разучилась летать…
Знаешь… Попробуй пройти по проспекту, не наступая на стыки плит. Плитки очень маленькие, поэтому тебе придётся идти почти что на цыпочках. Но ты попробуй, обязательно, прямо сегодня попробуй, хорошо? Они так часто говорят: «смотри под ноги, не глазей по сторонам, иди куда положено». Я пыталась смотреть только вниз, но слишком часто сталкивалась с людьми; лучше бы они передвигались отдельно от своих ног. Смотреть на идущие куда-то ноги гораздо интереснее, чем любоваться на потрёпанное лицо их хозяина. Скоро мы найдём какой-нибудь подвальчик, откуда можно была бы видна улица; но не вся, только идущие куда-то по своим делам ноги. Прости меня за то, что до сих пор я не нашла такое местечко, где можно было бы сидеть и просто наблюдать, устроившись поудобнее на подоконнике.
Прости меня за то, что я уже давно не рассказывала сказок. Я ведь встречала их каждый день. Наверно, и сейчас встречаю. Только я разучилась их узнавать. Я стараюсь, я изо всех сил пытаюсь, я вспомню, честное слово! Просто… Один раз отыскав дорогу на Кладбище Сказок, очень трудно вернуться домой. Я бы хотела, но тогда я просто не могла оттуда уйти, понимаешь? Прости меня за то, что я заблудилась где-то на обратном пути. Я хочу выйти себе навстречу, может…
Прости меня за то, что сегодня я только замечаю чудеса. Я знаю, они часто не умеют даже этого, но ведь когда-то я умела их творить! Правда! Ну почему ты так улыбаешься? Не веришь? Не верь, но я помню, что когда-то могла вырастить цветы на холодных зимних камнях. Они даже пахли. Не камни, конечно, цветы.
Прости меня за то, что я редко говорю всё то, что должна была бы. Слишком много остаётся недосказанностей, висят облаком в воздухе. Красиво, конечно, но из-за них уже даже людей плохо видно. Давай когда-нибудь возьмём швабру и соберём их, как паутину из углов. А потом… Потом выткем платок, который будем накидывать на то, что хотели бы спрятать от посторонних глаз. Или сами будем под ним прятаться. Прости меня за то, что я сказать собиралась, но забыла. А может, что-то сбило меня с мысли. Но ты ведь всё равно поймёшь, что я имела в виду, правда?
Прости меня за то, что я иногда не замечаю тебя на улице. Ты же знаешь, если я не высматриваю специально кого-нибудь, то могу пройти совсем рядом и обратить внимания. Я даже могу не услышать приветствия. Ты не удивляйся, просто это значит, что я опять где-то там. В общем, не здесь. Прости меня за то, что иногда тебе приходится повторять простой вопрос несколько раз прежде чем я на это среагирую.
Прости меня за то, что я научилась виртуозно придумывать оправдания своему безделью вместо того, чтобы просто остановиться и поработать. Ты ведь знаешь, я не могу оставаться на одном месте надолго. Пытаюсь как-то разумно распорядиться своим фонтаном идей или хотя бы стараюсь направить так, чтобы брызгало в нужную сторону… у тебя уже есть сто причин, по которым этого сделать нельзя? Хочешь, я подарю тебе сто первую?
Прости меня за то, что я научилась договариваться со своей совестью. Прости меня за то, что я научилась обходиться без врождённых человеческих чувств и обязанностей. Прости меня за то, что я научилась врать людям. Прости меня за то, что при этом я смотрю на них светлыми ангельскими глазами. Прости меня за то, что могу оскорбить человека просто так, великолепно понимая, что говорю гадости, и мило при этом улыбаюсь. Прости меня за то, что иногда не могу обидеть человека, при этом вполне понимая, что хорошая ссора сейчас была бы гораздо лучше фальшивой улыбки. Прости меня за то, что я потеряла где-то свои чувство опасности и инстинкт самосохранения. Я не хотела, честное слово… Я пообещаю исправиться, и этот раз будет последним.
Столько вещей, за которые искренне хотелось бы попросить прощения…
Прости меня за то, что до сих пор так тебя и не встретила.
Знаешь, ведь где-то всё по-другому. Там никого не заставляют играть какую-то роль только из-за благородного происхождения. Там даже дождь поёт: каждая капелька звенит по-своему. А люди всё идут куда-то… А дождь обнимает их, целует глаза, руки, губы и поёт по-прежнему. А ветер там пахнет северным морем.
Там не холодно. По статистике там целых 30 солнечных дней в году. А остальные 330 люди сидят, пьют кофе и смотрят, как капли дождя бегут по окнам. Как в детстве, когда сидишь и смотришь, какая добежит быстрее.
Там правильно. Не хорошо, не плохо, просто правильно.
Там ещё можно бродить по улицам. Весь день. Город — он живой. Если научиться его слушать, он сам покажет все твои тайны. А ты себя чувствуешь Алисой в Стране Чудес, потому что всё время хочется сказать: «Ну и ну… Всё чудесатее и чудесатее!»
Там ведь можно согреться даже на холодном ветру. Там даже улицы какие-то тёплые. Лежит снег, холодно и скользко, но всё равно очень тепло. Понимаешь?
Попробуй представить: ты стоишь на улице, солнце уже село, и вдруг начинают зажигаться фонари и окна. А ты стоишь и на этот раз чувствуешь себя юнгой на палубе. И хочется смеяться. И даже немножко хочется плакать. Потому что так — правильно. И ветер в лицо, и снег с привкусом морской соли, такой холодный, что улыбка примерзает…
Эту новогоднюю ёлку ёжик наряжал один.
Из кухни он притащил стул и поставил его так, чтобы можно было достать до верхних полок, где лежали коробки с Дедом Морозом и Снегурочкой. Чтобы до них добраться, пришлось достать соковыжималку и какие-то старые ящики. Кто их сюда положил?
А потом ёжик достал самую большую и самую тяжёлую коробку. С ёлкой. Обняв её обеими лапками, он, пыхтя и посапывая, потащил коробку в комнату…
Через некоторое время все лапки, аккуратно рассортированные по размеру, лежали на полу. А ёжик сидел посередине и пытался вспомнить, куда же они в последний раз положили инструкцию по сборке. Вроде бы как обычно – на самое видное место, где её сразу можно было бы найти. Осталось только найти это самое видное место.
Ёжик посмотрел на все эти лапки. Может попробовать собрать ёлку самому? Это ведь не может быть очень сложно. Сначала установим крестовину…
Надев и распрямив последние веточки, он отошёл в сторону. Неплохо получилось. Теперь ёлочку нужно украсить. Ёжик достал из пакета гирлянды и возмущённо фыркнул: конечно, за целый год они совсем слежались и теперь были совсем непушистые! Ни в коем случае их нельзя было сюда засовывать! Он взял расчёску и, устроившись поудобнее в кресле, стал «пушить» гирлянды, что-то ворча себе под нос. Потом развешивал их по всей комнате. А когда цеплял последнюю, стул вдруг повернулся, и ёжик, отчаянно махая лапками в попытке за что-нибудь уцепиться, упал на пол. А сверху упала гирлянда. Та, которая с лампочками.
Ёжик подумал, что сейчас он сам похож на ёлочку – он тоже колючий и украшенный гирляндой. Только теперь всё придётся вешать заново. Да, трудно украшать ёлку одному.
Для каждого шарика он подбирал своё место, потом отходил и смотрел, что получается. Ведь неправильно украшать ёлку нельзя. Новый Год – это такое дело, на которое нельзя просто махнуть лапкой. Пусть даже еловой.
Закончив развешивать шарики, ёжик зажёг свечку и поставил её в «колокольчик», на котором были нарисованы снег, звёзды и маленькие дома. Если выключить свет и посмотреть на подсвечник, кажется, что в домиках горят окна. Красиво, когда в окнах горит свет.
А ещё ёжик поджёг бенгальский огонёк. Он всегда его поджигал, когда заканчивал наряжать ёлку, и ходил с ним по всему дому, освещая все тёмные уголки. А на стенах плясали новогодние тени.
Большую ёлку ёжик всегда наряжал для всех. И всегда вместе со всеми. А свою, маленькую, ёжик всегда украшал сам. Только сегодня почему-то уже не хотелось. Значит, завтра. Или послезавтра. Он смотрел на звёзды и думал, кто же это повесил на небо так много лампочек? И где этот кто-то достал такую длинную лестницу? А ведь эту лестницу кто-то обязательно должен был поддерживать.
Бенгальский огонёк потух. Ёжик сидел на крыльце и смотрел на звезды. Грустный получался праздник.
А инструкцию они положили на нижнюю полку шкафа. Чтобы в следующий раз быстро её найти.
Эту новогоднюю ёлку ёжик наряжал один.
Всё, что есть хорошего в жизни, либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению. Кто умный сказал. Или просто очень наблюдательный.
А этой ночью, когда ты будешь смотреть на звёзды, я подкрадусь сзади и в шутку закрою тебе глаза. Только меня опять выдаст запах: ну у кого ещё руки пахнут шоколадом, мандаринами и вишнёвым табаком?
Я знаю, я хулиганка. Я нарушаю общественный порядок. Можешь даже меня арестовать. Слабо? И не смотри на меня так укоризненно: я всё равно не смогу ничего поделать со своими криминальными наклонностями.
И вообще, нужно уважительно относится к богопроизведённым существам. Не веришь? Да, я открою тебе страшную-страшную тайну: где-то в генеалогическом древе у меня был бог. Скорее всего, это был Гермес. Что значит «несолидно»? Да ты на меня посмотри! Я и солидность — понятия, друг в друге не ночевавшие!
Прекрати меня смешить! Я ведь к тебе по делу. И, между прочим, с подарком. Да. Сегодня я буду Снегуркой. Потому что Дед Мороз должен быть солидным. А я и солидность… Дальше ты знаешь.
Глаза закрой. И не подсматривать! Держи.
Не узнаёшь? А ведь это Мечта. Да, вот эта маленькая звёздочка в твоих ладонях — это Мечта. Её нужно беречь. Чтобы не затоптали. Когда-нибудь она научится летать и её можно будет выпустить на волю, чтобы крылышки не атрофировались. Кому она будет тогда нужна? Разве что мне. Я ведь ещё умею оживлять увядшие мечты.
Ты помнишь, что сегодня праздник? Давай обойдёмся без всех этих «поздравляю, желаю счастья, благополучия, всего, что само пожелаешь». Слишком сухо, возникнет желание промочить горло. Зачем это нам? Если тебе вдруг не хватит острых ощущений, то я всегда смогу тебе их добавить. Не веришь? Тогда посмотри на меня. Что значит «Гаврош»? Я Гаврош? Ладно, я не против. Тем более что это — правда. Жизненная такая правда.
Ты уже знаешь, что Жизнь отказалась от розовых кружев — слишком непрактично (да и цвет, честно говоря, идиотский). Ты уже знаешь, что у выросшей Мечты зачастую прокуренный голос и дурные манеры. Чем-то мы с ней похожи…
Наверно тем, что с удовольствием плюём на общественное мнение. Я ведь всегда с удовольствием ударюсь в интеллектуальное блядство и уйду в творческий запой. Я выскажу всё и в тех словах, которые будут подходить к данной ситуации. Только потом в моей жизни появится аккуратная дырочка с подписью «Вырезано цензурой».
А всё-таки, самая моя хулиганская выходка ещё впереди. Ведь когда-нибудь я подарю тебя ещё одну Мечту.
С Новым Годом тебя, солнце моё!
Обовьём лапки хвостиком, присядем, прижмуримся, облизнём усы и посмотрим в наше светлое будущее. Где мой самый большой прожектор? Вот, теперь оно действительно светлое. Просвещённое, я бы сказала.
Ну, и что ты мне скажешь? Не надо закрываться всеми клешнями от света истины. Я здесь истина! С прожектором, правда. А иначе меня не найдут! Кстати, откуда у тебя взялись клешни?
Жалкое у меня будущее… Берём в лапки скальпель, надеваем на мордочку маску. Сейчас я тебя без наркоза… Не хочешь? А кто хочет? Сейчас ты у меня станешь большим и светлым.
Стой, сволочь! Не уйдёшь! Моё будущее — в моих лапках. А ты не знало? Сюрприз, дорогуша! Тебя тоже с Новым Годом и с новым счастьем!
А потом облизнём кровь с усов. И будем дальше смотреть в наше большое и светлое. Надо же, ещё трепыхается.
Как жалко, что публичные казни уже не так популярны.
Позволю себе немножко помечтать…
Вот ведут меня на эшафот. Вокруг ревёт толпа, люди волнуются, шумят. Хорошо!
Лица палача не видно под маской. Но, по-моему, этот добрейший человек тихонько ухмыляется. И думает, что я не замечу. Дурак. Ну ладно уж, работа у него такая — головы сносить всяким там… нарушительницам общественного спокойствия.
А какой-нибудь хмурый судия сказал бы: «Ваше последнее слово!»
А я… А я бы скорчила мордашку посерьёзнее и провозгласила (не крикнула, а именно провозгласила!): «Люди! Человеки! Товарищи, если уж так неймётся! Послушайте! Слушайте! Слушайте все те, кто пришёл сегодня сюда! Сегодня я умру! Но дело моё будет жить! И память обо мне будет вечной! Сейчас отрубят мою светлую голову. Но ровно через 100 лет глаза мои вновь откроются, и я провозглашу Великое Пророчество! Через 100 лет моя голова откроет всем Великую Истину!»
А потом меня, естественно, казнят. Ну кто будет терпеть такие издевательства: мало того, что вину свою не признаёт и каяться не желает, так ещё и предсказывает второе пришествие себя любимой. Под топор её, неверную, под топор.
(сам момент отрубания светлой головушки пропущен, дабы не травмировать хрупкую психику читателя)
А вот через 100 лет… Через 100 лет люди всё ещё будут помнить это пророчество, изо всех сил делая вид, что не верят в старые сказки. Но почему-то на главной площади в заветный час соберётся целая толпа. Они будут ждать и волноваться. Кого-то даже задавят. Ненароком, ведь на пути к Истине обязательно приходится приносить кого-то в жертву.
А голова моя будет стоять с закрытыми глазами на столе очередного хмурого судии (и непременно на блюдечке с голубой каёмочкой). А потом…
А потом я открою глаза, жутко ухмыльнусь (а чего вы хотели от столетнего трупа?) и, изо всех сил пытаясь не захихикать, опять же провозглашу: «…а всё-таки я себе с головой как-то больше нравлюсь».
И благополучно заткнусь ещё на сотню лет.
А потом всем нам скажут, что чужие дневники читать нельзя.
Что это некрасиво.
Неэтично.
И невежливо.
Что дневники — это личное пространство, уголок Свободы, где всякий волен говорить то, что хочет.
Или что думает.
Или что хочет думать.
А потом дневники найдут, выпотрошат, выпьют и кинут остатки в лица людям. Друзьям.
Чужим читать можно. Чужие видят только размышления, истории.
Свои видят себя. Глазами людей. Как нам интересно! Продолжайте, пожалуйста! Ой…
Чужие дают советы.
Свои читают, обдумывают и обсуждают. А ты знаешь, что он на самом деле про тебя думает… А ты знаешь, что она про тебя написала…
Чужим дневники читать можно. Своим… Свои поймут… Или не поймут.
Ты знаешь, кто ещё из наших зарегистрировался: …, …, …, …, …
Мать вашу. И праматерь.
Теперь они думают перед тем как что-то сказать. Или закрываются. Или уходят. На ЖЖ.
Мелким почерком в каждую клеточку. Набор глупостей, сказок, советов, преданий. Любовная драма. И несколько лживых историй.
И всё включено.
Держите вашу правду! Она уже никуда не улетит, у неё крылышки в информационных сетях запутались.
Кстати, можно даже чуть-чуть обрадоваться.
Наши в городе!
Простите, а что значит «наши»?..
Ночь улица фонарь аптеки нет ничего нет и фонарь мигает плохо работает а на улице никого нет вообще никого ни души ни туловища только снег снег снег и ветер снег и холодно сыро ветер холодно а аптеки нет фонарь мигает плохо работает нехорошо а вокруг снег и ни души только шаги за спиной если остановишься затихнут и никого нет только глаза чьи-то из-за куста сверкают и никого нет пойдёшь дальше и опять шаги даже не свои даже не эхо потому что неоткуда потому что стены вокруг всего лишь тени а если посмотреть вглубь туда куда никто не заглядывает потому что не верит что может увидеть что-то если заглянуть в эту тень увидишь человека или двух или трёх или семью и кошку и птичку а шаги за спиной обернись всё ближе и чьё-то дыхание и всё равно никого нет и только снег а птичка тупая так думает кошка и завтра она птичку съест кто-то не закроет клетку ведь птичка тупая она всё время чирикает всё время чирикает всё время чирикает и птичка тупая а кто-то не закроет клетку киса ты гадость ты гадость киса ты съела птичку девочка плачет она любила птичку очень любила птичку учила её петь и мозгов у них было поровну хоть бы кошка съела девочку жалко кошку умрёт от обжорства киса ты умница она всё время чирикала а за спиной кто-то дышит тяжело дышит долго бежал не мог догнать кто дышит никого нет пустая улица только снег и фонарь потух нехорошо глаза глаза за кустом глаза смотрят смотрят жадно он облизывается ведь фонарь потух и ничего не видно темно холодно сыро снег мокрый сыро холодно а глаза смотрят не мигают смотрят жадно киса ты умница и мозгов у них было поровну и перья полетели всё время чирикала опять шаги за спиной всё ближе зарыться в снег не видно в снегу страна партизан в снегу не видно холодно ура бей гадов и люди люди люди из сугробов и опять никого нет пусто холодно страшно очень страшно а в тени всё продолжается жизнь продолжается дорогой купи хлеба нет денег не ври дорогой купи хлеба конечно милая ты корова старая корова я тебя люблю дежурная фраза конечно любимый зайди за хлебом лысый козёл толстый лысый козёл я тебя люблю дежурная фраза какая ты красивая сегодня если корова привяжет на хвост бант и выкрасит рога она тоже будет красивая как ты красивая намазала рожу и ты красивая очень красивая дежурная фраза очень красива я тебя люблю шаги шаги шаги снег скрипит опять никого глаза он видит я нет он видит темно он видит дежурная фраза я тебя люблю спортсмен зад оторви от кресла спортсмен пиво картошка старая майка старые шорты драные тапки пиво драные тапки футбол наши выиграют провались провались вместе с креслом провались вместе с пивом старый козёл толстый старый козёл ленивый боров дежурная фраза я тебя люблю ты мне всю жизнь испортил придурок мама говорила мама говорила твоя мать дура не смей дежурная фраза спортсмен встань на лыжи иди по снегу снег вокруг а он уже совсем близко за спиной обернись за спиной обернись где за спиной никого нет опять никого вставай на лыжи беги по снегу снег вокруг не видно холодно ура бей гадов и люди люди люди из сугробов ура опять никого а он за спиной дежурная фраза твоя мать дура не смей я тебя люблю и мозгов у вас поровну киса ты гадость ты умница киса и мозгов у вас поровну всё время чирикаешь всё время чирикаешь завтра открою клетку ты умница киса шаги за спиной беги фонарь опять горит беги горит фонарь беги страшно холодно сыро снег беги тяжело снег мокро тень живёт тень говорит я гений ты урод я гений ты урод я гений и мозгов у вас поровну не смей птичка хорошая птичка была хорошая и мозгов у вас было поровну не смей я позвоню куда позвоню ему скажу и что он тебя успокоит он борец он тебя успокоит ты дура я гений ты урод он борец он тебя успокоит я гений ты урод киса ты умница всё время чирикала ты мне всю жизнь испортил придурок я гений не смей снег скрипит снег не видно холодно ура бей гадов и люди люди люди из сугробов дежурная фраза киса ты лопнешь а ты открой и отойди чтоб ты подавилась а ты открой и отойди дежурная фраза киса ты гадость ты умница киса а ты открой и отойди не смей беги скорее беги снег фонарь потух топот топот за спиной беги снег сыро плохо фонарь потух прыжок беги прыжок удар снег холодно удар хрип снег удар фонарь горит удар снег удар кровь на снегу удар падай кровь капает капает на снег падай удар падай глаза страх глаза удар страх снег боль снег ура бей гадов и нет никого в сугробах один один человек в снегу кровь на снегу один на один человек в снегу снег усталость боль холодно сыро плохо фонарь потух карусель дежурная фраза ты умница киса всё время чирикала твоя мать дура не смей и мозгов у вас поровну карусель он тебя успокоит а ты открой и отойди снег карусель ты мне всю жизнь испортил придурок снег холодно плохо усталость боль карусель дежурная фраза я тебя люблю медленнее медленне тихо тихо снег тишина тишина тишина всё…
Какой-то странный маньяк попался…
Дохленький…
Даже не смешно…
И тебе того же…
Тишина…
Хорошо…
Буду лежать, смотря в пёстрый потолок и наигрывая нечто на гитаре. Нечто будет проситься на волю, рваться наружу, на улицу, грозясь распахнуть окна и улететь. Нечто окажется старой, полузабытой песней, в которой и раньше не было никакого смысла, а теперь она кажется совсем простенькой. Правда, в ближайших окрестностях смысла тоже очень давно не наблюдалось, так что на дерьмовом фоне дерьмовая песенка выглядела не такой уж и дурацкой.
Моя любимая педаль — тормоз.
Мои любимые цветы — деньги.
Мои любимые стихи — проза.
Мои любимые звуки…
Тишина.
Людей нужно любить, людей нужно уважать, к людям надо хорошо относиться, и тогда они к тебе потянутся. Потянутся, хватая за одежду, затаскивая в какие-то тёмные углы, чтобы там, захлёбываясь слезами, вывалить перед тобой все свои маленькие, липкие тайны. А ты будешь стоять, и будешь слушать, и будешь сочувствовать, и будешь кивать в нужных местах, и будешь пытаться изобразить на своём лице что-то, что не звучало бы слишком грубо. Зачем тебе это? Ты ведь любишь человечество, любишь всех! Люби, никто тебе помешать не сможет! И не будет тебе никто мешать. Вот когда любовь твоя будет тебя рвать на части, на мелкие кусочки, тогда ты может быть и подумаешь, что что-то надо было оставить и для себя. Например, жизнь свою. Себе жизнь оставить.
Моя любимая педаль…
Тормоз тебе не нужен. Беги вперёд, не останавливаясь. Беги вперёд. Там тебя ждут. Не опоздай, у тебя осталось не так много времени! Время — величайшая драгоценность. По каплям убегает, утекает, пропадает куда-то, вернуть его уже нельзя. Каждая секунда — счастье, каждое мгновение может быть бесконечным. Если захочешь. Если сможешь. Если посмеешь. Если не попадёшь под власть дней, недель и точек отсчёта. «Завтра» не существует. Есть только «сейчас». Не подчиняйся секундным стрелкам. Всё произойдёт тогда, когда ты этого захочешь. Если захочешь. Ты бы мог быть всемогущим, назначая то время, которое утраивает только тебя, не обращая внимания на день, ночь, свет или темноту. Тогда всё для тебя будет вовремя.
Мои любимые цветы…
Деньги шевелятся в кошельке, стремятся прочь, на свободу. Они не могут лежать. Они — живые, они должны быть в обороте. Их нельзя копить. Они уйдут. Все вместе, одним большим табуном. Табуном уйдут, табуном вернутся. Они всегда возвращаются к тем, кто их любит. Приманивай их, пытайся заинтересовать, удивляй. Если найдёшь у денег уши, может и лапши им на уши навешать. Деньги — они как женщины. Они любят, когда весь мир крутится вокруг них.
Мои любимые стихи…
Проза простыми плоскими строчками лежит на столе. А ты? Ты мечешься по комнате, пытаясь придумать что-нибудь ещё, пытаясь отделаться от ощущения, что всё это уже когда-то было — может, не написано, не спето, не рассказано, просто уже когда-то кому-то приснилось. Но было! Было! Ты задыхаясь, меряешь шагами те несчастные метры, в которых запер сам себя. Интересно, ты спасался от мира или спасал мир от себя? На волю? Зачем тебе туда? Ты что-то забыл? Ты что-то ещё не сделал? Ах, вот оно что… Ты ещё не сказал кому-то что-то важное. Очень важное? Серьёзно? Ты ещё помнишь про маленькие, липкие тайны? И как? Всё равно? Ты по-прежнему хочешь утонуть в чужих слезах? Ты не можешь иначе? Ну и лети отсюда вместе со всей своей любовью ко всему человечеству! Ты ему не нужен! Ни ты, ни любовь твоя. Лети, если хочешь. Смотри, вот окно. Раскрой, стань на подоконник и вперёд! Тебя ждут! Очень ждут!
Сижу на окне, болтая ногами. Сейчас я допью чай и улечу. Пора уже. Надо когда-нибудь пробовать. Главное — не забыть дорогу домой. Я…
Вниз, вместо мечты — вниз, вместо — счастья — вниз, вместо полёта — вниз, отсчитывая этажами последние секунды жизни. Они станут бесконечными. Не существует «завтра». Есть только «сейчас». И всё для тебя будет вовремя.
Мои любимые звуки…
— Девушка, а давайте сходим с вами на край света?
Она словно очнулась от своих мыслей, ей потребовалось несколько секунд на то, чтобы понять, что происходит. К ней обращался парень, стоявший с гитарой у стены подземного перехода.
— Девушка, вы не бойтесь, это же совсем близко, в двух шагах отсюда, мы успеем быстро сбегать туда и обратно. Девушка… Давайте сходим с вами на край света?
Парень говорил абсолютно серьёзно. Хотя всё-таки казалось, что он улыбается. Он прятал улыбку где-то внутри, где её никто не увидит. Только в глазах его всё время появлялось что-то похожее на отблески смеха.
Она попыталась как-то неуклюже отшутиться, сказать, что она страшно опаздывает, что она не разговаривает на улице с незнакомцами, что у неё ревнивый муж-волшебник, который всех нахалов, осмелившихся с ней заговорить, превращает в лягушек.
Она привычно повторяла всё то, что раньше помогало ей отделаться от уличных ухажёров.
— Ну и что? Я стану царевном-лягушком, буду сидеть и квакать что-то жизнерадостное, вы меня поцелуете и я превращусь в человека. А если честно: нет ведь у вас никакого мужа, правда? Вот только не надо сейчас хлопать глазами и возмущённо шептать «Да как вы смеете?!» Смею. Потому что вижу, что глаза у вас серые и грустные. Значит, что-то не в порядке, а мне кажется, что я смогу помочь. Расскажите, что случилось.
Он не понимал тонких намёков. И следовало бы сейчас изобразить гордую и неприступную, быстро отвернуться и, громко стуча каблуками, уйти, делая вид, что ничего не произошло. Так обычно и поступают девушки на улицах.
А она рассказала. Говорила долго, выплёскивая всё, что скопилось в душе, пытаясь высказать свои обиды, свои желания, открыла даже парочку сокровенных тайн. Она говорила, удивляясь про себя: почему она выкладывает это совершенно незнакомому человеку, которого видит первый раз в жизни.
А он слушал, кивал, иногда поддакивал, сочувственно качал головой, осуждающе морщился. Она рассказала даже то, о чём её лучшие подруги могли только догадываться. Наконец, она смолкла, испуганно смотря на человека, который теперь знал о ней всё. Или почти всё. В очередной раз спросила себя: «Зачем?»
— Ну что, выговорилась?
Она быстро кивнула, поправила выбившуюся из-за уха прядь и опять посмотрела на него, мучительно пытаясь сообразить, что же заставило её сейчас быть такой откровенной. Фокусник он, что ли? Ведь она никогда не говорит с незнакомыми людьми на улице — нет у неё такой привычки. Тем более, нет у неё привычки выкладывать о себе всю подноготную первому встречному.
— Точно выговорилась? Тебе легче стало?
Она прислушалась к своим ощущениям. Ничего особенно не изменилось, но куда-то исчезли тяжесть и тоска, к которым она так привыкла в последние месяцы. Действительно стало как-то легче. Она вдохнула полной грудью, расправила плечи, закрыла глаза и улыбнулась.
— Хорошо. Как ты это сделал?
— Сейчас моя очередь раскрывать свои маленькие тайны? Договорились, но такие истории я предпочитаю рассказывать на ходу. Давай всё-таки сходим на край света. Это совсем недалеко. Тебе понравится.
Они шли, и он говорил. Он рассказывал о тех, кто идёт по городу, опустив глаза и стараясь не встречаться взглядом с другими прохожими. Он рассказывал о серой, усталой толпе. Он рассказывал о весне, которая каждый раз появляется без предупреждения. Он рассказывал о девушках, которые бегут куда-то, на ходу утирая слёзы и сталкиваясь с прохожими. Он рассказывал о простых дворнягах, которые тоже хотят быть королями. Он рассказывал о городских деревьях, которые разучились говорить.
— Хотя, может быть, они просто уснули. Но раньше они отвечали на все мои вопросы, а теперь просто шелестят листьями и молчат. Я надеюсь, что они всё-таки всего лишь уснули. Если деревья разучатся говорить, жизнь станет совсем грустной.
— Ты с деревьями тоже разговариваешь?
— Разговаривал. Иногда. Готов спорить на свою гитару, что сейчас решила, что связалась с обычным городским сумасшедшим, и теперь думаешь, как бы от меня побыстрее отделаться.
Она и правда сейчас подумала что-то подобное, признаваться было стыдно, поэтому она просто попросила его рассказать ещё что-нибудь интересное.
— Кстати, зря ты боишься городских сумасшедших. Среди них много очень интересных людей. И, в отличие от деревьев, они не молчат. Напротив!
Она смотрела на него, пытаясь понять, шутит он или говорит серьёзно. Наконец выдавила:
— Я тебе верю.
— Я так и знал. Согласись, гораздо проще иметь дело с людьми, которые тебе доверяют. Знаешь, как я их вычисляю? Это те люди, которые терпят мою болтовню больше 15 минут. Ты продержалась целых 40. Молодец! Мне продолжать?
Она кивнула, хотя уже не знала, хочет ли продолжения. Вероятно, боялась, что если она сейчас откажется, то странный парень исчезнет, растворится в воздухе. А она никогда не сможет себе этого простить.
Он смеялся. Она пыталась оставаться серьёзной, прятала улыбку в шарф, потом не выдержала и расхохоталась. Она уже забыла, что можно смеяться просто так, никого не стесняясь, забывая про то, что в общественных местах надо вести себя прилично.
— Прилично? Ты что? Кто тебе сказал такую глупость? Если кто-то запрещает другим смеяться на улице, значит, он старый, скучный брюзга! Ты согласна?
— Конечно!
— Наверное, он сам не умеет ни смеяться, ни улыбаться и поэтому пытается запретить другим чувствовать себя счастливее чем он! Ты согласна?
— Конечно!
— Поверь, когда ты улыбаешься, ты выглядишь гораздо лучше.
— Неужели?
— Честное слово! Я галантен, я непредсказуем, но дамам я никогда не вру!
— Никогда?
— Никогда! Я могу лишь чуть-чуть приукрасить действительность.
— А где же твой край света?
— Ты туда хочешь?
— А зачем я тогда за тобой пошла?
— Я не знаю! Но если хочешь на край света — побежали! Туда иначе не попадёшь!
Они бежали по улице, обгоняли людей, перепрыгивали через собак, смеялись и махали пассажирам автобусов.
— Давай отдохнём!
— Что, устала?
— Мы можем поменяться обувью. Побегай на шпильках! Хочешь?
— Зачем они тебе?
— Дань моде. И они так красиво стучат по плиткам.
— Смешно!
— Я знаю. Расскажи пока что-нибудь.
Он присел на бордюр, подперев ладонью подбородок, и задумался. Он сейчас был очень похож на любимого плюшевого медвежонка, который решил, что ему надо взрослеть вместе с хозяйкой. Решить-то медвежонок решил, но всё равно остался таким же милым, добрым и по-детски любимым. Ведь плюшевые медвежата никогда не взрослеют, как бы им не хотелось. Зато они — одни из немногих, кто помнит своих хозяек детьми.
— Да, а хозяйки часто мечтают опять стать маленькими, наивными девочками. Медвежата, кстати, тоже могут рассказать много интересного. Их просто не все слышат. Или слышат, но не слушают.
— Ты что, и мысли читать умеешь?
— Нет. Я просто умею угадывать то, о чём думают другие. Это совсем несложно. Когда придёшь домой, поговори со своим медвежонком.
— Он сохнет на батарее.
— Правильно, ведь за последний месяц он основательно просолился.
Она опустила глаза.
— Расскажи что-нибудь доброе.
— Доброе? Хорошо, будет доброе. Тебе нравится янтарь?
— Ну… У моей мамы есть ожерелье из янтаря. Я когда-то думала, что это такие интересные конфеты, и не понимала, как мама может носить на шее такую вкуснятину вместо того, чтобы её съесть. Потом как-то взяла его и попробовала пососать самый крупный камушек.
— Ну и как?
— Невкусно.
— Когда-то жил на земле Добрый Человек. Он шёл по морскому берегу от одного Края Света к другому. Иногда останавливался, чтобы поговорить с людьми, которых встречал по дороге. Слушая его, люди становились чуть-чуть лучше, чуть-чуть добрее, чуть-чуть умнее, чуть-чуть счастливее. Они удивлялись тому, что он говорил, они наслаждались тем, как он говорил. Его слова летели над побережьем, звенели над волнами, кружились над деревьями. Деревья радостно перешёптывались и запоминали всё, что говорил Добрый Человек. Они запоминали и хотели, чтобы эти слова услышали и другие люди, которые появились на побережье гораздо позже и ничего не знали о Добром Человеке. Но и в те времена мало кто умел разговаривать с деревьями. Вот тогда люди и начали находить на берегу странные камни. Никто не знал, что это такое: кто-то говорил, что это — капли пота уставшего солнца, кто-то называл это душой дюн. Один Мудрец догадался, что камни эти — слёзы деревьев, которые упали на землю так давно, что загустели и стали твёрдыми. А высокие деревья шептали: «Правильно! Правильно! Слушай их! Слушай камни! Слушай слёзы, которые деревья проливали давным-давно, когда ещё не было на земле Доброго Человека. Слушай! Они слышали все Его слова, они передадут их тебе! Слушай!» Конечно, Мудрец ничего не понял. Он ведь тоже не умел разговаривать с деревьями. Но он показал эти камни своим друзьям, и они решили, что необычные слёзы можно очень выгодно продать. Вот так они и разошлись по всему миру. Но только те, кто умеет разговаривать с деревьями, могут услышать слова Доброго Человека. Если ты встретишь этих людей, ты обязательно их узнаешь: у них в глазах отражаются капли янтаря. Всегда внимательно смотри в глаза людям.
Она молчала. Она думала про слёзы деревьев и про слова Доброго Человека. Ещё она вспоминала, когда же в последний раз смотрела кому-то в глаза.
— Отдохнула? Побежали! Ты ведь хотела попасть на Край Света!
Она оглядывалась на бегу и понимала, что они уже там, где она никогда не бывала, хотя считала, что эту часть города знает идеально.
На Краю Света они были на закате. Они смотрели на заходящее солнце, а позади город прятался в ночь, как под одеяло.
— Ты же говорил, что Край Света совсем недалеко.
— Мы просто шли к нему самой короткой дорогой. Если бы мы пошли самой длинной, то оказались бы здесь задолго до нашей встречи в переходе.
— Разве так бывает?
— Не знаю. Сегодня было именно так.
— Надо же. А я тебе по-прежнему верю.
— До сих пор?
— Конечно. Потому что я до сих пор не знаю, кто ты такой. Я даже не знаю, как тебя зовут. Я ведь не умею читать мысли.
— Можно по-другому. Можно просто догадываться, о чём думают другие.
— Кажется, мы уже где-то встречались.
— Неужели ты до сих пор не поняла?
— Что?
— Я — тот Город, который постоянно тебе снится по ночам.
— А кто же тогда я?
— А ты — Весна, которая постоянно снится мне. Которая каждый раз появляется без предупреждения.
В лучах заходящего солнца всё казалось таким тёплым. Даже подкрадывающаяся ночь казалась прозрачной. Она смотрела на человека, который, казалось знал о ней всё. Или почти всё. В его глазах отражались капли янтаря.
Совсем как маленькая принцесса.
Их разделяли сто восемьдесят километров расстояния, граница и таможня, семьдесят сантиметров роста и тридцать два года разницы в возрасте.
Ей вообще-то было всё равно. А Его она не спрашивала.
Он обязательно приезжал в гости.
Её родители усаживали Его в кресло, рассказывали последние новости и передавали приветы от родственников. Она не понимала, почему нужно так много говорить про людей, которым вообще-то не было да Него никакого дела. Они даже не приехали Его встретить.
А сейчас Он был рядом: в её доме, сидел в кресле.
Она подбегала к нему, забиралась на колени, сворачивалась калачиком, замолкала и слушала, как бьётся Его сердце.
Он шептал ей, что когда она вырастет, он обязательно на ней женится. И про свадьбу ещё много лет будет вспоминать весь этот маленький городок. Засыпая, она сонно бормотала: — Мы поедем по городу на карете, запряжённой восьмёркой белых лошадей. Я вплету им в гривы разноцветные ленты. Сама карета тоже будет белой. С золотыми вензелями на дверцах…
— Обязательно, — шептал Он в ответ, — а ещё нас будут сопровождать всадники в красных мундирах.
— Лучше в голубых, — шептала она.
— Хорошо, пусть в голубых. Ты будешь белом платье, отделанном золотом. На тебе будут золотые украшения.
— И маленькая золотая корона…
— И маленькая золотая корона. А я…
— А ты наденешь белый мундир с золотыми… этими… бантами.
— Какими бантами?
— Такими, которые на грудь с плеча свешиваются.
— Аксельбантами?
— Да, с ними. Но они обязательно должны быть золотыми.
— Конечно.
— А где будет ехать Вилли?
— Кто?
— Вилли. Я же вас знакомила.
— Твой медвежонок?
— Можно, он тоже поедет с нами в карете?
— Разумеется. И он тоже будет в белом мундире.
— С этими… бантами… золотыми.
— Да. И кошку твою мы тоже возьмём.
— Лизу? Она совершенно не умеет себя вести в приличном обществе.
— Но ведь у неё будет такой пример для подражания! Ведь ты её научишь?
— Научу. Она будет самой воспитанной кошкой в городе.
— Правильно. И Лизу мы тоже потом выдадим замуж.
— Может, за Вилли? Она его иногда кусает и таскает по полу, но ведь бабушка говорит: «Бьёт — значит, любит». А ты меня бить не будешь?
— Не буду.
— Значит, любить тоже не будешь?
— А вот любить буду. Я подарю тебе лошадку.
— А когда?
— Когда ты выйдешь за меня замуж.
— А когда я выйду я тебя замуж?
— Когда вырастешь.
— А сейчас можно?
— Нет, сейчас ещё рано.
— Почему? Я ведь уже почти взрослая: мне уже целых пять лет и восемь месяцев.
— Вот когда будешь не «почти», тогда и поговорим. А сейчас спи…
Она сидела у Него на коленях, слушая, как бьётся Его сердце. Засыпая, она бормотала: «Мой мужчина…»
Честное слово, я могу рассказывать добрые сказки со счастливым концом. Правда. Я умею. Я даже не буду обиженно дуться, когда мне скажут, что очередная сказка опять получилась грустной. Я просто не могу украшать их розовыми бантами. Я рассказываю их такими, какие они есть.
Я могу рассказать добрую сказку. Просто я не буду рассказывать её полностью. Я разрешу тебе додумать хэппи энд. Пусть будет так.
Я остановлю нож гильотины в пяти сантиметрах от шеи осуждённого.
Стоп-кадр.
часть первая